SOCIAL CYCLE AS A RESULT OF TRANSFORMATION OF PRODUCTION STRUCTURE OF SOCIAL AND ECONOMIC SYSTEM
Authors:
1.
Perm State National Research University
(Professor of the Department of World and Regional Economics, Economic Theory)
Type:
Article
Pages:
from 27
to 35
Status:
Published
Received:
05.12.2018
Accepted:
25.12.2018
Published:
25.12.2018
Subject area:
VAC 08.00.05 Экономика и управление народным хозяйством
VAC 08.00.10 Финансы, денежное обращение и кредит
UDK 330.33.01
GRNTI 06.52 Экономическое развитие и рост. Прогнозир-ние и планирование экономики. Экономич. циклы и кризисы
GRNTI 06.61 Территориальная структура экономики. Региональная и городская экономика
GRNTI 06.81 Экономика и организация предприятия. Управление предприятием
GRNTI 65.01 Общие вопросы пищевой промышленности
GRNTI 82.01 Общие вопросы организации и управления
GRNTI 83.01 Общие вопросы статистики
VAC 08.00.10 Финансы, денежное обращение и кредит
UDK 330.33.01
GRNTI 06.52 Экономическое развитие и рост. Прогнозир-ние и планирование экономики. Экономич. циклы и кризисы
GRNTI 06.61 Территориальная структура экономики. Региональная и городская экономика
GRNTI 06.81 Экономика и организация предприятия. Управление предприятием
GRNTI 65.01 Общие вопросы пищевой промышленности
GRNTI 82.01 Общие вопросы организации и управления
GRNTI 83.01 Общие вопросы статистики
Language:
Russian
Keywords:
social cycle, social indicators, structure of production, technological processes, human capital, unemployment, inequality, reproduction type, recurrent approach
Abstract (English):
The range of modern studies which are devoted to the impact of fluctuations in economic dynamics on selected social indicators is divided into different branches of scientific knowledge. The article focuses on a complex research of the social cycle features as a factor and a result of progressive changes in the production component of the socio-economic system. In terms of the developing provisions of the recurrent approach, a social cycle is interpreted as a cycle resulting in transformation processes in the modern macroeconomic cycle and reflecting social changes in the economy and society as a whole. There has been analyzed the impact of changes in the structure of production on transformation of the type of population reproduction, on parameters of the labor market, on increasing social inequality. It has been stated that the digitalization of the Russian economy is accompanied by contradictory social changes in the economy and society as a whole. Positive social changes include the transition from the formula of quantitative increase of human capital to its qualitative improvement, beginning of the process of workers' labor movement towards high-tech activities with automated technological processes, the prospect of replacing health-cost production technologies by life-saving technologies, as a result of production assets the renovation. The negative social effects there have been identified the increase in the incidence due to the unstable dynamics of the mortality rate, imbalance of changes in supply and demand in the Russian labor market, rising unemployment rates, increasing social inequality amid growth of differentiation in wages between low-and high-skilled workers, the growth of secondary inequality in families as a result of unequal access to methods of formation and use of human capital in the highly educated and low-educated part of the Russian population. It has been inferred that digitalization of the Russian economy is dominated by negative social effects as a result of ignoring the account of the complex of cause-and-effect relations between the main components of modern macroeconomic processes.
The range of modern studies which are devoted to the impact of fluctuations in economic dynamics on selected social indicators is divided into different branches of scientific knowledge. The article focuses on a complex research of the social cycle features as a factor and a result of progressive changes in the production component of the socio-economic system. In terms of the developing provisions of the recurrent approach, a social cycle is interpreted as a cycle resulting in transformation processes in the modern macroeconomic cycle and reflecting social changes in the economy and society as a whole. There has been analyzed the impact of changes in the structure of production on transformation of the type of population reproduction, on parameters of the labor market, on increasing social inequality. It has been stated that the digitalization of the Russian economy is accompanied by contradictory social changes in the economy and society as a whole. Positive social changes include the transition from the formula of quantitative increase of human capital to its qualitative improvement, beginning of the process of workers' labor movement towards high-tech activities with automated technological processes, the prospect of replacing health-cost production technologies by life-saving technologies, as a result of production assets the renovation. The negative social effects there have been identified the increase in the incidence due to the unstable dynamics of the mortality rate, imbalance of changes in supply and demand in the Russian labor market, rising unemployment rates, increasing social inequality amid growth of differentiation in wages between low-and high-skilled workers, the growth of secondary inequality in families as a result of unequal access to methods of formation and use of human capital in the highly educated and low-educated part of the Russian population. It has been inferred that digitalization of the Russian economy is dominated by negative social effects as a result of ignoring the account of the complex of cause-and-effect relations between the main components of modern macroeconomic processes.
Keywords:
social cycle, social indicators, structure of production, technological processes, human capital, unemployment, inequality, reproduction type, recurrent approach
social cycle, social indicators, structure of production, technological processes, human capital, unemployment, inequality, reproduction type, recurrent approach
Введение На современном этапе развития научного знания его ценность детерминирована уровнем социальной значимости знания, когда на первый план выходят принципы системности, историзма и так называемый антропный принцип. В этих условиях в процессе определения научных приоритетов, наряду с познавательными усилиями, всё большую роль начинают играть цели экономического и социально-политического характера [1]. Изменение данных целей в связи с неэффективностью доминирующей модели развития повлияло на трансформацию подходов к индикаторам экономического роста. В последнее время исследователи чаще смещают акценты с измерения динамики размера экономики в каждой стране и уровня её национального богатства на измерение динамики уровня благополучия каждого индивида в отдельности и общества в целом [2, 3]. В таких условиях актуализируются исследования, направленные на выявление взаимосвязи между трансформацией макроэкономических процессов, характеризующихся на современном этапе экономического развития всеобщей информатизацией, инноватизацией, капитализацией трудовых ресурсов, услугизацией производства, наукоёмким, технотронным обновлением и преобразованием производительных сил, внедрением новых форм инвестиционного обеспечения [4] и достижениями в социальной сфере общества. В настоящее время существует спектр исследований, посвящённых вопросам влияния колебаний экономической динамики на отдельные социальные индикаторы, взаимосвязи технологических изменений и динамики спроса на рынке труда и их воздействию на показатели неравенства в обществе. Однако исследовательский дизайн разобщен, представлен в рамках различных отраслей научного знания, что ограничивает возможность проведения комплексного исследования сущностных зависимостей между динамикой изменений в структуре производства, формируемых информационными, инвестиционными, технологическими процессами и определяющих социальные сдвиги в экономике и обществе в целом. Следовательно, речь идёт о выявлении причинно-следственных связей между основными составляющими современных макроэкономических процессов, соответствующих положениям рекуррентного подхода к исследованию современных циклических процессов, развиваемого пермской экономической школой [4]. Не останавливаясь на изложении его основных положений и исходя из обозначенных выше проблем, сформулируем цель данного исследования, которая заключается в выявлении особенностей социального цикла как фактора и результата прогрессивных изменений в производственной составляющей социально-экономической системы. В рамках развиваемых нами положений рекуррентного подхода социальный цикл следует рассматривать как цикл, результирующий трансформационные процессы в современном макроэкономическом цикле и отражающий социальные сдвиги в экономике и обществе в целом. Начнём с анализа сдвигов в демографических показателях, обусловленных изменениями производственной составляющей социально-экономической системы. Воздействие изменений в структуре производства и технологических процессах на трансформацию типа воспроизводства населения Влияние на демографические показатели циклических колебаний в производственном потенциале социально-экономических систем всё чаще становится предметом исследований учёных. Как справедливо подчёркивает А. А. Ткаченко, они «…столь же важны, как и экономические изменения, и имеют не меньшую силу воздействия на устойчивость экономического роста, которая является основной проблемой современной глобальной экономики» [5, с. 77]. Известно, что ещё С. Кузнец акцентировал внимание на том, что изменения в структуре производства и технологических процессах приводят к трансформациям образа жизни семей и типа воспроизводства: «Нет современной технологии, совместимой со стереотипом сельского образа жизни, большими семьями и поклонением перед нетронутой природой» [5, с. 82]. Аналогичные тенденции, связанные «со сломом всех стереотипов Второй волны» в условиях перехода от индустриального к постиндустриальному этапу общественного и экономического развития рассматриваются Э. Тоффлером, а также развиваются демографами в рамках концепции демографических переходов. Напомним, что в рамках данной концепции переход к новому типу демографического баланса в результате быстрого снижения уровня смертности и уровня рождаемости детерминирован началом промышленной революции, которая классиком демографической школы К. Дэвисом трактуется широко - как совокупность технологических, экономических, социальных и политических перемен [6]. Спектр экономических и неэкономических факторов трансформации процессов рождаемости в России в период конца XIX - начала XXI вв., определяющих стратегические императивы их развития, был подробно рассмотрен нами в [7]. В данной работе в аспекте выбранного ракурса исследования внимание акцентировано на технологически обусловленном снижении уровня смертности населения в результате внедрения технологических инноваций в здравоохранение. К примеру, повышение доступности аппаратов измерения кровяного давления в регионах Российской Федерации позволило сократить самый крупный класс причин смертности в стране - смертность от сердечно-сосудистых заболеваний. Безусловно, авторы «Доклада о человеческом развитии в Российской Федерации за 2016 год» обращают внимание на то, что это самый дешёвый способ [8, с. 156] и, подчеркнём, не самый технологически инновационный. Тем не менее, повышения доступности высокотехнологических форм медицинской помощи, снижение показателей смертности вследствие совершенствования и развития современных методов диагностики, лечения и профилактики осложнений хронических заболеваний являются направлениями национального проекта «Здоровье», реализуемого в нашей стране с 2006 г. В качестве фактора в сохранение здоровья населения и, как следствие, сокращение уровня смертности населения учёные также подчёркивают вклад используемого на предприятиях оборудования. Известно, что несовершенство технологических процессов, конструктивные недостатки используемого оборудования и износ производственных фондов вносят существенный вклад в показатели производственного травматизма, в том числе с летальным исходом, и профессиональной заболеваемости в России [9]. Следовательно, технотронное обновление и преобразование производительных сил должно способствовать обновлению производственных фондов в направлении вытеснения здоровьерастратных технологий производства жизнесберегающими. При этом стоит заметить, что многие учёные констатируют неоднозначность влияния технологического прогресса на здоровье населения. К примеру, предполагается, что вследствие использования генетически модифицированных продуктов, побочных эффектов разработки новых материалов и таких видов деятельности, как атомная и химическая промышленности, и т. д. при снижении уровня смертности станут увеличиваться показатели заболеваемости [10]. К сожалению, данная ситуация характерна и для нашей страны, при неустойчивой динамике снижения показателей смертности наблюдается устойчивый рост показателей заболеваемости населения (табл.). Динамика показателей заболеваемости и смертности населения России в период 2010-2016 гг.* Год Показатели здоровья населения 2010 2013 2015 2016 Зарегистрированные заболевания у пациентов, тыс. чел. 226 159,6 231 134,9 234 331,7 237 067,7 Умершие от всех причин, тыс. чел. 2 028,5 1 871,8 1 908,5 1 891,0 *Составлено по [11; 12]. Обратим также внимание, что таблица не отражает реальной картины заболеваемости, поскольку большая часть заболевших не обращается за медицинской помощью и, следовательно, не учитывается статистикой. Детерминированный началом промышленной революции переход от расточительного типа воспроизводства (высокая рождаемость балансирует высокую смертность) к эффективному (низкая рождаемость при низкой смертности) [13], как подчёркивает классик демографической школы К. Дэвис, высвободил огромное количество энергии из вечной цепи воспроизводства - энергии, которая может быть потрачена на другие аспекты жизни. Результат указанных процессов в терминах К. Дэвиса «…представляет собой поразительный выигрыш в эффективности человека» [6, с. 68-69], поскольку количественное наращивание человеческого капитала было заменено повышением его качества [5-7, 14]. Заметим, что в условиях цифровизации экономики данный процесс интенсифицирован. Известно, что в настоящее время продолжительность образования перманентно увеличивается, изменяются требования к качеству человеческого капитала сотрудников в результате наукоёмкого, технотронного обновления и преобразования производительных сил. В таких условиях необходимы работники, обладающие компетенциями, которые позволяют им работать в среде глубокого проникновения цифровых технологий и роботизации. Следствием указанных процессов являются сдвиги в величине и структуре спроса на рынке труда. Воздействие изменений производительных сил на параметры рынка труда Одним из социальных эффектов вытеснения рабочей силы в высокотехнологичные виды деятельности с высокой автоматизацией технологических процессов, безусловно, является рост уровня безработицы, который характерен для развитых стран уже на современном этапе развития [15]. К примеру, в результате автоматизации систем анализа и торговли на фоне значительного роста объёмов и интенсивности биржевой торговли за период 2000-2013 гг. на Уолл-стрит число биржевых брокеров сократилось более чем на 100 тыс. человек [16]. По данным исследования Д. Аджемоглу и П. Рестрепо, посвящённому влиянию роботизации на занятость на уровне локальных рынков труда в США в период 1990-2007 гг., установка каждого дополнительного промышленного робота вытесняет из производства от 3 (минимальная оценка) до 6 (максимальная оценка) работников, или в расчёте на тысячу работников один дополнительный робот снижает уровень занятости в экономике на 0,18-0,34 процентных пункта. По оценкам учёных, кумулятивные потери в результате роботизации за весь рассматриваемый период составили от 360 до 670 тыс. человек, сильнее всего пострадала занятость в обрабатывающей промышленности [17]. При этом оценки масштабов данного явления значительно дифференцированы. Исходя из прогнозов Всемирного экономического форума, в период с 2015 по 2020 гг. роботизация приведёт к ежегодному сокращению рабочих мест в промышленности на 0,83 %. Согласно исследованиям McKinsey, почти половина функций работников может быть автоматизирована с помощью известных сегодня технологий [18]. По оценкам В. В. Ивантера, технологическая и организационная модернизация крупных и средних предприятий, а также реформа бюджетного сектора в России могут к 2025 г. снизить потребность в работниках на 2,5 млн человек [19]. По результатам исследования компании Superjob, уровень реальной безработицы в России к 2022 г. при существующих тенденциях к сокращению предложения для сотрудников низкой квалификации может вырасти до 20-25 % [18]. Различия в оценках, как подчеркивает Р. И. Капелюшников [17], связаны с игнорированием различий в спектре профессиональных обязанностей, которые могут сильно варьироваться даже у работников, принадлежащих к одной и той же квалификационной группе. В этой связи в настоящее время с целью более детализированного изучения тенденций к вытеснению работников с рынка труда в результате автоматизации и роботизации производства сформирована концепция «технологического прогресса, направленного на вытеснение рутинного труда»1, альтернативная концепции «технологического прогресса, смещённого в пользу высококвалифицированной рабочей силы» [17]. При этом, как справедливо подчёркивают М. Арнтц, Т. Грегори, Ю. Зирах, практически все известные профессии крайне неоднородны по своему внутреннему содержанию и представляют собой набор из самых разнообразных - как рутинных, так и нерутинных - функций. Поэтому в подавляющем большинстве случаев автоматизация приведёт к изменениям в структуре задач, решаемых в рамках отдельных профессий: количество времени, уделяемого работниками рутинным операциям, будет сокращаться, тогда как время, уделяемое нерутинным операциям, будет возрастать. На этом фоне работодатели перманентно модифицируют требования к качеству человеческого капитала сотрудников: переход от необходимости запроса к формированию профессиональных знаний и навыков (так называемых part skills) к формированию компетенций, связанных с умением обучаться, возможностью работать в команде, мотивацией к достижениям, высоким уровнем эмпатии, самосознания и адаптивности к изменениям, конструктивной реакцией на критику (так называемых soft skills). Так, по оценкам директора Фонда развития интернет-инициатив К. Варламова, в России в течение 10 лет для 25 млн рабочих мест будут значительно изменены требования к квалификации и навыкам людей [20]. Следовательно, для сохранения равновесия на рынке труда необходима целенаправленная государственная политика в области формирования человеческого капитала. С этой целью в нашей стране в 2017 г. была создана Ассоциация по развитию человеческого капитала, одной из задач которой является разработка методики оценки накопления и востребованности человеческого капитала в РФ при переходе к цифровой системе хозяйствования, направленная на построение системы мотивации работников в осуществлении принципа «образование в течение всей жизни» и перестройку системы образования под нужды «экономики знаний» с массовой подготовкой навыков и компетенций для цифровой экономики [21]. Кроме того, как справедливо замечает В. Е. Гимпельсон, политика в отношении человеческого капитала, полностью сфокусированная на стороне предложения и игнорирующая проблемы спроса, ошибочна, поскольку для российского рынка труда характерен ограниченный спрос на высококвалифицированных сотрудников. Во-первых, малоэффективные (убыточные) фирмы, достаточно большое количество которых действует на российском рынке, не в состоянии платить им конкурентную заработную плату. Во-вторых, в условиях нестабильной внешней среды фирмам не выгодно повышать квалификацию своих сотрудников [22] (наращивать, в терминах Г. Беккера, уровень специальной подготовки) и инвестировать в капитал здоровья своих работников [9]. В-третьих, действующая в России институциональная среда примитивизирует структуру российской экономики и не способствует развитию наукоёмких и высокотехнологичных видов деятельности. Как следствие, в структуре спроса на труд пока в нашей стране доминируют простые исполнители средней и низкой квалификации. Исходя из вышесказанного, можно сделать вывод: в государственной политике в отношении человеческого капитала необходимо изменить акценты и уделять внимание не только предложению, но и спросу на труд [22]. Усиление социального неравенства как результат цифровизации экономики Главным риском цифровизации экономики в результате начавшейся технологической революции, по мнению многих учёных, является не безработица, а рост неравенства [23]. Выделяют две основные причины усиления социального неравенства, связанные с превращением человеческого капитала в основной фактор производства в постиндустриальной экономике: 1) прибыль на человеческий капитал не усредняется [24], следовательно, различия в образовании будут служить предпосылкой различной эффективности его отдачи; 2) человеческий капитал не передаётся по наследству, следовательно, каждый должен зарабатывать его сам [24], т. е. в постиндустриальном обществе главным критерием отнесения человека к тому или иному социальному слою становится его способность усваивать и обрабатывать информацию, создавать новое знание [25]. Подчеркнём, что согласно результатам обследований населения только 17,5 % обладают сильным ресурсным потенциалом, а слабым - почти четверть (23,8 %) [26]. Результатом указанных тенденций, во-первых, является нарастание начавшегося более тридцати лет назад усиления дифференциации в оплате труда между низко- и высококвалифицированными работниками, обусловленного ростом так называемой «премии» за уникальность и специфичность человеческого капитала сотрудников. Во-вторых, многие учёные подчеркивают, что цифровое неравенство работает по принципу петли обратной связи и, в отличие от других форм неравенства, воспроизводит само себя (является ярким примером эффекта Матфея) и, как следствие, в отличие от экономического, усугубляет прочие формы неравенства [27]. Так, возможно формирование так называемого вторичного неравенства в результате ограничений в формировании человеческого капитала у бедных и низкообразованных родителей. К примеру, как показывают исследования О. А. Пышминцевой, домохозяйства, имеющие низкие доходы, существенно ограничивают образовательные возможности. В таких семьях глава, имеющий, как правило, низкий уровень образования и работающий на низкооплачиваемой работе, не стремится повышать образовательный уровень членов семьи и, как следствие, у детей формируется очень низкий образовательный потенциал. В результате в процессе профессионального самоопределения ребёнок выбирает образовательную стратегию, направленную на максимально быстрый выход на рынок труда, предполагающую получение начального профессионального образования по причине его большей финансовой доступности, лёгкости поступления и менее продолжительного обучения (а значит, меньших альтернативных издержек на обучение). Этот уровень образования, подчёркивает О. А. Пышминцева, может оказаться высшим достигнутым уровнем [28]. Подобные результаты дифференциации различий в стратегиях организации воспитания и образования детей выявлены также и другими исследователями [29]. Другим проявлением указанной проблемы может стать дифференцированность доступности новых информационных технологий, способствующих непрерывному повышению ресурсного потенциала сотрудников и его адаптации к запросам современной экономики, а значит, возможно, дальнейшее наращивание разрыва в капитале образования у бедной и низкообразованной части населения нашей страны. Кроме того, различия в уровне доходов между квалифицированными и неквалифицированными работниками в условиях коммерциализации системы здравоохранения [9], безусловно, будут ограничивать доступ к высокотехнологичной медицине и, как следствие, станут основой для воспроизводства неравенства в сохранении их капитала здоровья. Заметим, что мы обозначили только некоторые формы проявления мультиплицирующего негативного эффекта усиления социального неравенства в результате наукоёмкого, технотронного обновления и преобразования производительных сил. Заключение Исходя из вышесказанного, можно сделать вывод, что цифровизация экономики сопровождается противоречивыми социальными сдвигами в экономике и обществе в целом. К позитивным сдвигам, безусловно, можно отнести переход от формулы количественного наращивания человеческого капитала к его качественному совершенствованию, начало процесса вытеснения рабочей силы в высокотехнологичные виды деятельности с высокой автоматизацией технологических процессов, перспективу замены здоровьерастратных технологий производства жизнесберегающими в результате обновления производственных фондов. Однако действующая в России макроэкономическая политика не использует потенциал данных позитивных трендов развития. Игнорирование учёта комплекса причинно-следственных связей между основными составляющими современных макроэкономических процессов приводит к преобладанию негативных социальных эффектов цифровизации российской экономики. К ним относим: увеличение заболеваемости на фоне нестабильной динамики уровня смертности населения, несбалансированность изменений со стороны спроса и предложения на российском рынке труда, рост уровня безработицы, рост неравенства между высококвалифицированной и низкоквалифицированной рабочей силой, рост вторичного неравенства в семьях в результате неравного доступа к способам формирования и использования человеческого капитала у высокообразованной и низкообразованной части населения России. Безусловно, в данной работе рассмотренные изменения не охватили весь спектр грядущих перемен. Однако даже вскрытый пласт из них свидетельствует о том, что эффективное управление развитием социально-экономических систем невозможно без сбалансированной макроэкономической политики, учитывающей взаимовлияние и взаимообусловленность изменений в каждой из её составляющих.
1. Chernikova I. V., Hudyakov D. S. Znanie v postneklassicheskoy nauke i ego social'noe znachenie // Vestn. Tomsk. gos. ped. un-ta. Ser.: Gumanitarnye nauki (sociologiya). 2006. № 12 (63). S. 26-30.
2. Stiglic D., Sen A., Fitussi Zh. Neverno ocenivaya nashu zhizn': Pochemu VVP ne imeet smysla? Moskva: Izd-vo in-ta Gaydara, 2016. 216 s.
3. Deaton A., Case A. Consumption, Health, Gender and Poverty. URL: https://www.princeton.edu/ rpds/papers/pdfs/case_deaton_consumption_health_gender.pdf (data obrascheniya: 29.08.2016).
4. Butorina O. V., Osipova M. Yu., Kutergina G. V. Formirovanie sovremennogo makroekonomicheskogo cikla s poziciy global'nyh tendenciy ekonomicheskogo razvitiya // Vestn. Perm. gos. nac. issled. un-ta. Ser.: Ekonomika. 2017. T. 12. № 4. S. 512-526. DOI:https://doi.org/10.17072/1994-9960-2017-4-512-526.
5. Tkachenko A. A. Saymon Kuznec o demograficheskih problemah // Demograficheskoe obozrenie. 2016. T. 3. № 1. S. 71-93.
6. Vishnevskiy A. G. Demograficheskiy perehod i gipoteza giperbolicheskogo rosta naseleniya // Demograficheskoe obozrenie. 2018. T. 5. № 1. S. 64-105.
7. Bazueva E. V. Faktornyy analiz dinamiki vosproizvodstva chelovecheskogo kapitala v sovremennoy Rossii // Vestn. Nizhegorod. un-ta im. N. I. Lobachevskogo. Ser.: Social'nye nauki. 2015. № 2 (38). S. 47-57.
8. Doklad o chelovecheskom razvitii v Rossiyskoy Federacii za 2016 god / pod red. S. N. Bobyleva i L. M. Grigor'eva. M.: Analiticheskiy centr pri Pravitel'stve Rossiyskoy Federacii, 2016. 298 s.
9. Bazueva E. V. Chelovecheskiy kapital Permskogo kraya: gendernye osobennosti realizacii // Ekonomika regiona. 2010. № 2 (22). S. 46-59.
10. Sagradov A. A. Demograficheskiy faktor formirovaniya mehanizma ustoychivogo razvitiya // Vestn. Moskov. un-ta. Ser. 6: Ekonomika. 1997. № 1. S. 85-92.
11. Zdravoohranenie v Rossii. 2015: stat. sb. M.: Rosstat, 2015. 174 c. URL: http://www.gks.ru/ wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/publications/catalog/doc_1139919134734 (data obrascheniya: 27.10.2018).
12. Zdravoohranenie v Rossii. 2017: stat. sb. M.: Rosstat, 2017. 170 s. URL: http://www.gks.ru/ wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/publications/catalog/doc_1139919134734 (data obrascheniya: 27.10.2018).
13. Ivanov S. F. Determinanty demograficheskogo perehoda na global'nom yuge // Demograficheskoe obozrenie. 2017. T. 4. № 2. S. 6-52.
14. Kapica S. P. Demograficheskaya revolyuciya i Rossiya. URL: http://www.demoscope.ru/ weekly/2018/0757/nauka03.php#_ftnref5 (data obrascheniya: 15.08.2018).
15. Knyazev Yu. O vzaimoobuslovlennosti innovacionnogo i social'nogo razvitiya // Obschestvo i ekonomika. 2017. № 12. S. 10-23.
16. Akimov A. V. Vliyanie robototehniki i trudosberegayuschih tehnologiy na demograficheskie processy: trendy i scenarii // Demograficheskoe obozrenie. 2017. T. 4. № 2. S. 92-108.
17. Kapelyushnikov R. I. Tehnologicheskiy progress - pozhiratel' rabochih mest? URL: https://polit.ru/article/2017/12/03/labour_market/ (data obrascheniya: 12.08.2018).
18. Odegov Yu. G., Pavlova V. V. Novye tehnologii i ih vliyanie na rynok truda // Uroven' zhizni naseleniya regionov Rossii. 2018. № 2 (208). S. 60-70. DOI:https://doi.org/10.24411/1999-9836-2018-10015.
19. Strukturno-investicionnaya politika v celyah obespecheniya ekonomicheskogo rosta v Rossii: monogr. / pod red. V. V. Ivantera. M.: Nauchnyy konsul'tant, 2017. 196 s.
20. Aleksandrov N. Chelovek v cifrovuyu epohu. URL: http://expert.ru/expert/2017/29/chelovek-v-tsifrovuyu-epohu/ (data obrascheniya: 20.08.2018).
21. «Associaciya chelovecheskogo kapitala» budet reshat' problemy perehoda k cifrovoy ekonomike. URL: https://tass.ru/pmef-2017/articles/4307842 (data obrascheniya: 25.10.2018).
22. Gimpel'son V. E. Nuzhen li rossiyskoy ekonomike chelovecheskiy kapital? Desyat' somneniy. URL: http://www.demoscope.ru/weekly/2017/0713/analit01.php (data obrascheniya: 22.08.2018).
23. Information Economy Report 2017: Digitalization, Trade and Development United Nations Conference on Trade and Development United Nations. URL: https://unctad.org/en/publicationslibrary/ier2017_en.pdf (data obrascheniya: 20.08.2018).
24. Kostyuk V. N. Teoriya evolyucii i social'no-ekonomicheskie processy. M.: Editorial URSS, 2001. 123 s.
25. Inozemcev V. L. Za predelami ekonomicheskogo obschestva. M.: Nauka. 1998. 455 s.
26. Pogosov I. A. Chelovecheskiy potencial i social'nye problemy // Strategicheskiy otvet Rossii na vyzovy novogo veka. M.: Ekzamen, 2004. S. 91-121.
27. Volchenko O. V. Dinamika cifrovogo neravenstva v Rossii // Monitoring obschestvennogo mneniya: Ekonomicheskie i social'nye peremeny. 2016. № 5. S. 163-182. DOI:https://doi.org/10.14515/monitoring.2016.5.10.
28. Pyshminceva O. A. Model' povedeniya domohozyaystv v obrazovatel'noy sisteme Rossii // Social'no-ekonomicheskie i prostranstvenno-vremennye osobennosti razvitiya demograficheskih processov v regionah Rossii: sb. materialov VI Ural'skogo demograficheskogo foruma s mezhdunarodnym uchastiem. Ekaterinburg: In-t ekonomiki UrO RAN, 2015. T. 2. S. 141-147.
29. Shpakovskaya L. L. Obrazovatel'nye prityazaniya roditeley kak mehanizm vosproizvodstva social'nogo neravenstva // The Journal of Social Policy Studies. 2015. T. 12. № 4. S. 211-224.
