INTELLECTUAL ACHIEVEMENTS AND MORAL CONDITION OF THE MODERN SOCIETY
Abstract and keywords
Abstract (English):
For overcoming of fatalistic rupture between moral impoverishment of the person and power of scientific and technical means it is necessary though slightly to forget about scientific approaches and pragmatical requirements, however they would seem essential and to concentrate on improvement of "roots" of our desires, on creation of conditions for development of the original education forming a light and loving soul. After all the result of any activity depends, first of all, on gold reserves of noble people with the aggravated conscience, with high spiritual and moral qualities. All these qualities are brought up when the link of times when centuries-old historical experience, national traditions and Christian ideals actively are present at a modern life is not interrupted.

Keywords:
morals, progress, personality, history, society, creativity
Text
К пониманию истории как непрестанного эволюционного, а иногда и революционного изменения мы должны быть готовы. Культура, в которой мы живем, уникальна: она достигла удивительных и одновременно опасных высот. Гибелью ей грозят внутренние невзгоды, а не новые гунны, поэтому необходим критический анализ, позволяющий расставить акценты, сформулировать вопросы. Каждый вопрос имеет не только вопрошающую, но и утверждающую часть – именно она и составляет предмет анализа. На примере творчества писателей-мыслителей XIX–XX вв. здесь будут рассмотрены сложные вопросы противоречивого сосуществования христианской культуры, современной цивилизации, идеологических схем и научных методов; затронуты принципиальные точки несовпадения между ценностями изменяющегося общества и философскими критериями творчества мыслителей, которые оказываются мерилом качественной оценки текущих и грядущих социально-исторических процессов. Научное знание – неотъемлемый элемент всей культурно-исторической динамики человечества с тех самых моментов, когда эмпирическое знание древнего Востока начало осознавать себя в идеологиях ученых групп среди чиновников и жрецов, а теоретическое знание древней Европы – в предоставлении мыслящей части свободных граждан об автономном статусе мира идей. Что же касается социокультурных процессов, характерных для современной эпохи, т. е. для последних двух-трех веков, – то здесь определяющая роль развития знаний во всей структуре и динамике человеческой жизни уже не подлежит никакому сомнению. Русскими мыслителями очень остро и глубоко рассматривалась проблема критериев прогресса, возможность прогресса «мнимого» и даже реальность «тупиковой» исторической ситуации. Критика идеологии универсально-линейного, механически осуществляющегося прогресса широко представлена в русской мысли. «Западник» А. И. Герцен с тревогой наблюдал за процессом «замены лиц массами», видя в такой массофикации общественной жизни реальную угрозу для личности и культуры. «Почвенник» А. А. Григорьев, не принимая идею «отвлеченного человечества» и концепцию «автоматического» прогресса, противопоставлял этому понимание исторической реальности как совокупности своеобразных «органических типов» общественной жизни. Тема подлинного и мнимого прогресса была одной из центральных в творчестве Ф. М. Достоевского. Вопросы, связанные с парадоксальной зависимостью между интеллектуальными достижениями и нравственным онемением, не переставали волновать писателя в течение всей его жизни. Один из таких вопросов он задает в 1876 г. в «Дневнике писателя»: «Ну что бы, например, если б черти сразу показали свое могущество и подавили бы человека открытиями?.. О, конечно, сперва все бы пришли в восторг... «Вот, – закричали бы все филантропы, – теперь, когда человек обеспечен, вот теперь только он проявит себя! Нет уж более материальных лишений, нет более заедающей «среды»... и теперь все займутся высшими, глубокими мыслями, всеобщими явлениями». Но вряд ли и на одно поколение людей хватило бы этих восторгов... Самоубийцы явятся толпами, люди будут сходиться массами, схватываясь за руки и истребляя себя все вдруг, тысячами, каким-нибудь новым способом, открытым им вместе со всеми открытиями [1, с. 33–34]. В сознании русских мыслителей и писателей, следовавших одной с Достоевским христианской традиции, по отношению к которой научный рассудок и воинственный утилитаризм испытывали наибольшую несовместимость, всегда настойчиво вставал вопрос о разрушительных последствиях такой несовместимости и о цене научного прогресса. Ф. И. Тютчев писал [2]: Нет веры к вымыслам чудесным, Рассудок все опустошил И, покорив законам тесным И воздух, и моря, и сушу, Как пленников – их обнажил, Ту жизнь до дна он иссушил, Что в дерево вливала душу, Давало тело бестелесным! А. Н. М., 1921 Сходное настроение выражено в стихах Е. А. Баратынского [3]: Век шествует своим путем железным, В сердцах корысть и общая мечта Час от часу насущным и полезным Отчетливей, бесстыдней занята. Исчезнули при свете просвещенья Поэзии младенческие сны, И не о ней хлопочут поколенья, Промышленным заботам преданы. Последний поэт, 1835 А. С. Пушкин также был озабочен непростыми, неоднозначными связями рассудочного просвещения с другими сферами человеческой культуры и жизни. Духовная зрелость и осмотрительность поэта, в котором «русская природа, русская душа, русский язык отразились в очищенной чистоте» [4, с. 33], его уважение к преданию, неразрывно связанное с уважением к действительности, позволяли ему рассматривать современную образованность с разных сторон и точек зрения. Поэт сожалеет: Что не живем семьею дружной. В довольстве, в тишине досужной, Старея близ могил родных В своих поместьях родовых, Где в нашем тереме забытом Растет пустынная трава; Что геральдического льва Демократическим копытом У нас лягает и осел: Дух века вот куда зашел! Езерский, 1832 Дух железного века и опустошающего рассудка уже в первой половине XIX в. зашел настолько далеко, что И. В. Киреевский с известной долей фатализма отмечал: «Одно осталось серьезное для человека – это промышленность, ибо для него уцелела одна действительность бытия: его физическая личность. Промышленность управляет миром без веры и поэзии. Она в наше время соединяет и разделяет людей, она определяет Отечество, она обозначает сословия, она лежит в основании государственных устройств, она движет нравы, дает направление наукам, характер – образованности, ей поклоняются, ей строят храмы, она действительно божество, в которое верят нелицемерно и которому повинуются. Бескорыстная деятельность сделалась невероятною: она принимает такое же значение в мире современном, какое во времена Сервантеса получила деятельность рыцарская» [6, с. 25]. Возвращаясь к Достоевскому, необходимо сказать, что и он, подобно цитировавшимся писателям и мыслителям, рассматривал интеллектуальные свершения, успехи в материальном производстве, науке и технике с точки зрения подлинного прогресса, т. е. преодоления несовершенства внутреннего мира человека, просветления его «темной основы» и развития его высших духовных и нравственных качеств. Логика писателя помогает отчетливо осознать, что отсутствие христианского фундамента и нравственных задач в основании и во всем строе научной деятельности неизбежно предполагает получение именно тех практических результатов, какие имеются, а не каких-либо иных. Достоевский относится к числу ясно видящих уже в самой специфике научного сознания (и соответствующей деятельности) предпосылки определенных последствий, укорачивающих целостную личность и мертвящих живую жизнь, чреватых духовной деградацией и апокалиптическим исходом (парадокс саморазрушающегося мира или проблема антропологической катастрофы, занимающая умы философских антропологов современности). Благодаря своему глубокому взгляду писатель видит «невидимые», корневые силы природы человека и творимой им истории, перспективы всякого идейного и общественного новаторства, благотворность которого зависит не столько от формального усовершенствования декларативных конституций и условных законов, сколько от реального душевного состояния людей и качества их бытия. Поэтому, считал Достоевский, необходимо трезво и, так сказать, заранее оценивать те или иные стороны намечаемых экономических и социальных задач. Новые стандарты жизни современного общества (сниженные идеалы, невменяемое идолотворчество, потребительская деспотия) закрепляют гедонистическое жизнепонимание и усиливают недружественную разделенность людей. Кроме того, новые стандарты жизни маскируют и утончают злое начало человеческой природы. «И что такое смягчает в нас цивилизация? – задает Достоевский вопрос устами «подпольного человека». – Цивилизация вырабатывает в человеке только многосторонность ощущений и ... решительно ничего больше. А через развитие этой многосторонности человек еще, пожалуй, дойдет до того, что отыщет в крови наслаждение... человек стал хуже, гаже кровожаден, чем прежде. Прежде он видел в кровопролитии справедливость и с покойной совестью истреблял кого следовало, теперь же мы хоть и считаем кровопролитие гадостью, а все-таки этой гадостью занимаемся, да еще больше, чем прежде» [7, с. 112]. Подобная печальная констатация привела к такой точке зрения, что необходимо спасать бытие человека и культуры от негативного воздействия на них цивилизации в ее крайнем – техногенном – проявлении. Н. А. Бердяев сказал об этом вполне определенно: «Вопрос о технике стал вопросом о судьбе человека и судьбе культуры» [8, с. 147]. Образная система, способы выражения и результаты техники уже давно развиваются на своей собственной основе. Это своего рода самостоятельное надличностное образование, захватившее человека, подчинившее его себе. Техника обеспечивает занятость, а следовательно, и деньги, и комфорт. Все внеденежное в наши дни теряет смысл. Семантическая насыщенность нашего сознания начинает задаваться телевизором и компьютером. Телевидение ориентировано на массовую аудиторию, это привлекает рекламу, последняя приносит деньги, а значит, зрителя у экрана надо держать. Но ведь зритель – это в первую очередь человек! И уродливые смыслы уродуют его личность. Разрушение личности ведет к разрушению страны. Древние воспитывали героев, чтобы процветал народ. Техника, будучи самостоятельной, силой не поддается контролю со стороны человека. Она существует сама по себе, не заботясь о состоянии человека, общества или Земли. Она сравнима с инфекционным заболеванием – носители болезни тоже развиваются, не заботясь о своем пристанище. Природа и земля в целом, включая человека, интенсивно разрушаются, несмотря на все разговоры об экологии. Разрушается и сообщество землян – непрестанно совершенствуемое оружие создает соблазн его применения. Сознание, привыкшее к насилию, готово использовать войну в достижении своих целей, забывая о том, что цели разрушают и само сознание, которое в такой ситуации уподобляется «сознанию» микроба, разрушающего свое пристанище. Выдающийся русский мыслитель первой половины XX в. И. А. Ильин писал: «Быть русским значит созерцать Россию в Божьем луче, в ее вечной ткани, ее непреходящей субстанции, и любовью принимать ее, как одну из главных и заветных святынь своей личной жизни. Быть русским значит верить в Россию так, как верили в нее все русские великие люди, все ее гении и строители» [9, с. 328]. Для одоления фаталистического разрыва между нравственным оскудением личности и мощью научно-технических средств необходимо хоть на малую долю забыть о научных подходах и прагматических потребностях, сколь ни казались бы они насущными, и сосредоточиться на оздоровлении «корней» наших желаний, на созидании условий для развития подлинного просвещения, формирующего светлую и любящую душу. Ведь результат любой деятельности зависит прежде всего от золотого запаса благородных людей с обостренной совестью, с высокими духовными и нравственными качествами. Все эти качества воспитываются тогда, когда не прерывается связь времен, когда многовековой исторический опыт, народные традиции и христианские идеалы активно присутствуют в современной жизни. Вглядываясь в будущее, мы касаемся потенциального многообразия и осуществляем выбор, опираясь на ценностные представления прошлого. Это создает настоящее. При этом прошлое в нашей системе представлений – это судьбинная составляющая, а будущее – этическая, поскольку речь идет о выборе и свободе воли. Настоящее – это прошлое, свернутое по будущему, или судьба, преобразованная этикой выбора. Поэтому «впередсмотрящий» должен быть зорок, особенно в бушующих водах.
References

1. Dostoevskiy F. M. Dnevnik pisatelya za 1876 god (yanvar' - aprel') // Poln. sobr. soch. - T. 22. - L.: Nauka, 1981. - 400 s.

2. Tyutchev F. I. Poln. sobr. soch. i pisem: v 6 t. - M.: Izd. centr «Klassika», 2002. - T. 1. Stihotvoreniya, 1813-1849. - S. 31.

3. Baratynskiy E. A. Stihotvoreniya. Poemy. - M.: Nauka, 1982. - 720 s.

4. Gogol' N. V. Sobr. soch. - T. 6. - M.: Hud. lit., 1953. - 400 s. Pushkin A. S. Ezerskiy // http://www. ws.quickary.com/book.html?

5. Kireevskiy I. V. Kritika i estetika. - M.: Iskusstvo, 1979. - 430.

6. Dostoevskiy F. M. Povesti i rasskazy 1862-1866. Zapiski iz podpol'ya // Poln. sobr. soch. - T. 5. - L.: Nauka, 1973. - 405 s.

7. Berdyaev N. A. Chelovek i mashina (Problema sociologii i metafiziki tehniki) // Voprosy filosofii. - 1986. - № 2. - S. 147.

8. Il'in I. A. O gryaduschey Rossii: Izbrannye stat'i / pod red. N. P. Poltorackogo. - M.: Voenizdat, 1993. - 368 s.


Login or Create
* Forgot password?